- Вы собрали замечательное общество, Виталий Родионович. - Вроде, еще минуту назад обсуждавший что-то с Грацем, Бисмарк как-то неожиданно оказался рядом со мной и, подхватив бутылку кьянти, не чинясь, ловко наполнил пару стоящих на столике тонких бокалов. Бутылка вернулась в строй своих товарок, на полку красного дерева, а один из бокалов ткнулся мне в руку. - Выпьем, князь. Выпьем за ваше умение заводить интересные знакомства.
- Оттон Магнусович, прошу, забудьте вы этот титул. Я не имею на него никаких прав. - Я поморщился, поднимая бокал.
- О, смею уверить, тут вы не правы, Виталий Родионович. И в Венде и в Западной Европе, доказанные узы крови герольды, в иных случаях, ставят куда выше писаных законов. - Улыбнулся в усы фон Шёнхаузен и, очевидно что-то прочитав на моем лице, тут же покачал головой. - Виталий Родионович! Вы меня неправильно поняли. Я вовсе не пытаюсь купить вас предложением титула, и без того принадлежащего вам по праву. И уговаривать вас сменить место жительства я тоже не собираюсь. Мы недолго знакомы, но смею предположить, что подобная попытка была бы для вас оскорблением... Просто, имейте в виду, в любой европейской стране вас будут воспринимать князем Старицким, де-факто. Понимаете?
- Не очень, если честно. - Пришла моя очередь качать головой.
- Хм. Попробую объяснить. - Задумчиво проговорил Бисмарк и, оставив бокал с вином, побарабанил пальцами по крышке стола. - Вы слышали о таком государе: Олеге Строителе?
- Разумеется. - О местном аналоге нашего Петра Первого, после беседы с Заряной Святославной о "новых и старых" родах, я действительно прочел немало. Но причем здесь государь-реформатор, почивший почти три столетия назад?
- Так вот, сей яркий представитель потомков Гостомысловых, прежде чем занять хольмградский стол отправился в путешествие по Европе. - Размеренно продолжил Оттон Магнусович. - Названо оно было Великим посольством. Два года наследник престола пребывал в поездке, но в официальных документах той эпохи вы не найдете ни одного упоминания о том, что кто-либо из европейских правителей принимал у себя будущего правителя Руси. Зато, например, в Иль-де-Франс, в составе посольства пребывал некий боярин Холмской, правда, исчезнувший на границе с Лотарингией, а во владения Гизов, вместо него въехал княжич Русов. В объединенном королевстве Валлона и Фландрии же, слыхом ни слыхивали ни о боярине Холмском, ни о княжиче Русове, зато в архиве магистрата города Льеж есть запись о мордобитии на постоялом дворе, затеянном неким бояричем Тверским. Суда, правда, не было, за примирением сторон... Понимаете?
- Хотите сказать, все знали, что вот этот боярич-боярин-княжич и есть наследник русского престола, но делали вид, что верят его бумагам, а сам будущий государь путешествовал, так сказать, инкогнито? И это избавило его от необходимости многолетней подготовки к встречам с иными венценосцами... так?
- Именно, Виталий Родионович. - Довольно кивнул Бисмарк. - Вы всё правильно поняли.
- И как эта история связана со мной?
- У вас весьма похожая ситуация. В Европе ваш княжеский титул неоспорим по крови и закону, но без представления ко двору вы, официально, остаетесь инкогнито. Обычный обыватель из Хольмграда, не более.
- Ну, допустим, на счет крови, я понял, а что с законом? - Протянул я. - Насколько мне известно, род Старицких был лишен всего имущества, вотчин и званий, а следовательно, и в иных странах его представителям княжеские почести не светят.
- Хм, интересное выражение. - Усмехнулся Оттон Магнусович, но тут же посерьезнел. - Да, русскими князьями, Старицким больше не называться, это так. - Бисмарк кивнул и, залпом опустошив отставленный было бокал кьянти, продолжил. - Но, дорогой мой Виталий Родионович, тут ведь вот какая закавыка получается. Каким бы не был самовластным правитель, он не вправе законно отобрать у опального подданного вотчины, находящиеся за пределами страны... Равно, как не может лишить титулов, присвоенных либо признанных за таковым подданным или его предками, государями иных держав. Собственно, во многом благодаря этому, многие ныне существующие аристократические рода Европы и сохраняют по сию пору свои титулы.
- Хотите сказать, что у Старицких имеется феод за пределами Руси? - Я чуть не поперхнулся, когда до меня дошел смысл слов Бисмарка.
- Не феод... - Покачал головой мой собеседник. - Майорат. Вотчина. Земля, которая и ныне дает роду Старицких право на княжеский титул.
- За пределами Руси? - Зачем-то уточнил я.
- Именно так. - Оттон Магнусович кивнул. - Правда, в те далекие времена, когда ваш предок стал вассалом русского государя, таких как он, именовали не князьями, а вольными ярлами. Но записью в уложение геральдического собора от семь тысяч сорок седьмого года было постановлено именовать рода вольных ярлов княжескими, со всеми проистекающими изменениями в грамотах, геральдических списках и родовых книгах.
- Знаете, Оттон Магнусович, мне даже страшно спрашивать, где находится эта самая вотчина, что из обычного подданного русского государя превращает меня в вольного ярла. - Со вздохом признался я, и Бимарк понимающе кивнул. - Вот чует мое сердце, что и здесь всё будет очень и очень грустно.
- Ох, Виталий Родионович, знали бы вы, насколько правы. - В тон мне ответил фон Шёнхаузен и в его глазах, кажется, мелькнуло самое настоящее сочувствие. - Но всё же, лучше знать, чем оставаться невеждой, не правда ли?
- Согласен. - Кивнул я. А что мне еще оставалось. - Итак, где же находится моя новая головная боль?